Итак…

Формальности соблюдены, злодеи повержены, угнетённые спасены. Канцелярия целым табуном копошится на участке, Гринёв выслужил себе очередную медальку, а нам здесь делать больше нечего.

— По машинам! — крикнул я альтушкам и залез на мотоцикл. — Едем отмечать!

Ну да.

Отмечать.

Во-первых, это полезно. Девки сражались на пределе возможностей, и теперь их организмам обязательно нужен выплеск эмоций. И будет он выражен в истериках и самокопании или в веселье и заздравных тостах — две большие разницы.

Ну а, во-вторых, это нужно, чтобы закрепить в их головах правду. А правда в следующем: вместо того, чтобы терзаться тем, что мы тут кучу человеков покрошили, нужно похвалить себя за то, что очистили родную землю от такой гнили, как Кочетков и те, кто согласился работать на такую падаль. Уверен, что многим после кончины графа станет полегче дышать.

И предки, которые каждый бой завершали пиром, делали это неспроста. Тоже кой-чего понимали в психологической реабилитации.

— Поехали! — крикнул я и развернулся на сто восемьдесят, взрывая задним колесом землю.

Не зря всё-таки тренировался…

— «У Алёшина»? — скривившись, прочитала название Фонвизина.

— Ну да, Ваше Сиятельство, — хохотнула Дольче. — Не «Метрополь».

— Это, кстати, уже после ребрендинга, — объяснил я. — А раньше оно вообще называлось «Тополёк», так что сейчас ещё ничего. Но! — я назидательно поднял палец вверх. — Не суди книгу по обложке. Пойдём-пойдём…

Все десять лет, что я живу в Удалёнке, в пяти километрах от неё действует это чудесное придорожное кафе. Да, неказистое. Да, во многом отставшее от времени. И да, на банкетах здесь до сих пор печёному поросёнку рисуют майонезом спиральку на щеках.

Но чёрт…

Как же здесь вкусно!

И всё благодаря шефу. Сан Борисыч Алёшин — приятный лысый мужичок, лицом неуловимо напоминающий рыбу дорадо. Властелин кулинарии, маэстро вкусов, и лучший друг моего желудка.

При этом человек с необычайно тяжёлой судьбой.

Дело в том, что пусть талант к кулинарии Сан Борисыча был неоспорим, душа его лежала к совершенно другому.

К чему?

Да он, по ходу, и сам не знал. Но увольняться пытался только на моей памяти раз двадцать. То в таксисты подавался, то в риэлторы, то косметикой торговал, а то заделывался покерным профи. То ещё что-то; занятий его не счесть.

Короче говоря, на Алёшина накатывало что-то такое сезонное, из-за чего он традиционно громил посуду, орал о том, что вертел всех вокруг своей оси, хлопал дверью и уходил.

— Ненавижу, Иваныч, — несколько раз плакался мне Сан Борисыч. — Ненавижу всё это. Кастрюльки-сковородочки. Вся моя жизнь — это жир, масло и чешуя. А знаешь, сколько мне платят⁈ Да вот практически ни…

…чего.

И, пользуясь этим досадным фактом, я даже пару раз пытался его переманить к себе в Удалёнку. Обещал и жалованье, и условия, но Алёшин стабильно возвращался в своё кафе. Как утка на гнездовье.

— Василий Ива-а-а-аныч! — судя по радостному крику, сейчас Алёшин пребывал в маниакальной стадии. А стало быть, сейчас он как никогда одержим готовкой, и нас с альтушками ожидает что-то поистине волшебное.

— Сан Бории-и-исыч! — двинулся я навстречу и крепко обнял лысого.

— Каким судьбами⁈

— Да вот, зашёл своих девчонок твоей стряпнёй побаловать.

— Дочери, что ли? — вытаращил глаза повар.

— Не-не-не, это бойцы специального отряда «Альта». Так что ты сегодня, Борисыч, элиту Империи кормишь. Сделаешь красиво, ладно?

— А то!

С тем Алёшин потопал на кухню, а мы с альтушками проследовали в зал. Жду не дождусь, когда их недовольные моськи вытянутся в удивлении.

Они-то думают, что Скуф — чудак. Привёл их в какую-то забегаловку с клеёнчатыми скатертями и железными стульями и радуется. Ну-ну. Посмотрим.

— А меню? — уточнила Ромашкина, оглядываясь. — Здесь где-то есть меню? Я просто не ем мясо и…

— Не волнуйся, — сказал я. — Всё будет хорошо.

И всё, блин, было хорошо!

Сперва на стол полетели закуски — самое то для оборотня-вегетарианца. Баклажановые рулетики, жульен, стручковая фасоль с копчёной паприкой, порционная «шуба», выполненная в виде японских ролов, и гордость Сан Борисыча — соленья, которыми он мог заткнуть за пояс любую бабушку.

Дальше — больше.

Пироги с лисичками, пироги с яйцом и капустой и пироги с почками. Рецепт последних Сан Борисыч подсмотрел у жителей туманного Альбиона, вот только вместо ленивого запекания в форме, он стал лепить именно что настоящие русские пирожки. Да ещё и рецептуру докрутил, так что прям:

— Аа-а-а-аа! — Шама откинулась на стуле и расстегнула верхнюю пуговицу на штанах. — Я больше не могу! Но хочу! Но не могу! Но, блин, буду!

— Василий Иванович, не приводите меня сюда больше, — с набитым ртом взмолилась Дольче. — Я ведь разжирею, меня замуж не возьмут.

— Весьма недурно, — отозвалась о еде Оля Фонвизина, хотя по глазам было видно: если бы не её высокое происхождение, она была бы сейчас не прочь поорать от восторга.

Медовая утка, шашлык из корейки, бараньи язычки под соусом из белых грибов. Картошка, опять-таки, жареная. Опять-таки, овощи на гриле, изгвазданные в каком-то чудо-соусе из тысячи ингредиентов, так что вычленить хотя бы один не представляется возможным…

Периодически дверь на кухню открывалась, и довольная лысая рожа смотрела на то, как мы с альтушками на скорость истребляем все эти харчи.

— Пельмени ставить⁈ — в один из подходов крикнул Сан Борисыч через весь стол.

— А можно с собой⁈ — чуть ли не в один голос отозвались альтушки…

За неполные двое суток группа «Альта» разжилась домом, плазмой и душевой кабиной. Причин покидать жилище при таких данных становилось всё меньше и меньше. К тому же на полный желудок и после целого дня беготни.

Однако:

— Ну как, девки? — спросила Дольче, спустившись со второго этажа в латексном костюме.

— Твою-то мать!

— Прикройся, пожалуйста!

— И пузо подбери!

— Нет у меня никакого пуза! — возмутилась Чертанова, но пузо всё-таки втянула. — Это всё пельмени!

— Кать, ты бы так не разгуливала, — сказала Фонвизина. — За нами слежку установили.

Говоря про слежку, княжна имела в виду Кузьмича, который по приказу Василия Ивановича периодически прикладывался к биноклю и палил ситуацию на участке группы «Альта».

Исключительно в интересах дела, что не отменяло с его стороны служебного рвения.

— Да и хрен с ним, — отмахнулась Дольче. — Ну так что? Мы идём сегодня?

— Куда? — жалобно простонала Смерть. Самая тощая из всех, она сейчас походила на проглотившего добычу питона.

— Как куда? К музыканту! Он нас там ждёт, вообще-то! Надеется!

— Где «там»?

— Да где-то недалеко, — Дольче легкомысленно махнула рукой, мол, разберёмся. — Девки, ну вы чего? Серьёзно хотите его продинамить?

Какое-то время в комнате стояла тишина. Каждая из девушек перебирала все свои «за» и «против». Однако время было раннее. Пускай они и объелись, но после нехилой адреналиновой встряски, уснуть альтушкам было не суждено.

— Неужели вам не интересно, на кого он всё-таки запал? — подначивала Чертанова.

Так ещё и ранние августовские сумерки за окном буквально нашёптывали на ухо о том-де, что сегодня, вероятно, последняя возможность в этом году погулять ночью по хорошей погоде. Скоро-скоро настанет осень. Если повезёт, тёплая и приятная. А если не повезёт, то серая мокрая хлябь по колено. Всё как в рулетке: либо-либо.

— Не, — первой отозвалась Шама. — Ну…

— Ну можно, — кивнула Стеклова. — После такого обжиралова обязательно нужно пройтись.

— Ладно, я тоже за, — кивнула Фонвизина. — Вот только… Кать, ты же не собираешься идти вот в этом?

— А что такого? Под плащ спрячу.

— Ты — эксгибиционистка, что ли?

— При чём здесь эксгибиционизм? Вдруг по назначению пригодится?

Полчаса сборов и споров, чуть ли не насильственное переодевание Кати Чертановой, затем слежка за Кузьмичом и вот, группа «Альта» полным составом покинула дом через окно и отправилась навстречу вечеру. Вечеру, костру, песням под гитару да ещё приключениям на собственную жопу…