— Да-а-а-а, — периодически вслух говорил я, и, судя по довольной улыбке Кузьмича, он, кажется, понимал о чём речь.

— Василий Иванович, — ухо австрияка первым уловило тарахтение мотора. — Кажется, едут.

И впрямь, слышится.

Уже через минуту из-за угла показались жёлтые фары микроавтобуса.

Мы с Кузьмичом спустились с крыльца и пошли встречать дорогих гостей. Не хлебом-солью, конечно, но всё равно. Начинать знакомство нужно с мажорной ноты; ну а особенно с теми, кто собирается ко мне на постой на неопределённый срок.

Да и к тому же…

Раз уж за эту группу вписался сам Его Величество, то мало ли кто из этих ребят вырастет. Будут потом в верховных кабинетах друг другу пересказывать, как их старик Скуф уму-разуму учил.

Можно сказать, путёвку в жизнь дал.

Эх… Историю творю, ядрёна мать!

— Сюда! — крикнул я, раздвигая ворота, и махнул водиле. — Сюда! Заворачивай!

Чёрный автобус с госномерами зарулил ко мне на участок, остановился и заглушил мотор. Кузьмич ломанулся закрывать ворота, ну а я двинулся встречать.

— Добро пожаловать, мужики! — крикнул я и улыбнулся что есть мочи.

И сердце в груди забилось от внезапного восторга. Казалось, что я стал свидетелем начала чего-то такого хорошего, большого и интересного.

Как буду я курсантикам у костра рассказывать о своих подвигах, как в ночь к затону на сома сходим, как они мне крышу перекроют, наконец…

А потом…

Потом дверь открылась, и я увидел студентов.

— Ёпт, — вырвалось само собой.

Добро пожаловать, мужики, да? Так я, кажется, говорил? Так вот… ещё никогда в жизни я так сильно не ошибался.

Одна за другой, из автобуса начали вылезать девчонки. Тощие, хрупкие, совсем-совсем молодые. Не подростки, конечно, но и до женщин им ещё, как до Сарай-Бату раком. Чемоданы свои еле пёрли.

— А-а-а, — протянул я, заглядывая в автобус; мало ли это группа сопровождения, а настоящие маги потерялись где-то внутри.

— Василий Иванович, — улыбнулась мне одна из девок, — это Вы?

Рыжая такая, смешная. И вся в веснушках, будто перед ней на стол пирог с повидлом положили, а после по этому самому пирогу кирпичом бабах!

— Василий Иванович, — подтвердил я, всё ещё не до конца веря в происходящее. — Это я.

— Очень приятно, — рыжая протянула мне руку. — Группа «Альта» для прохождения обязательной летней практики прибыла в ваше распоряжение…

Глава 4

— Так уж и быть, я переночую в гамаке, — сказала Стекловата.

Коротковолосая подтянутая блондиночка в армейских штанах и массивных ботинках, что в народе зовут говнодавами, она озорно осмотрела своих товарок. Уж кого-кого, а вот конкретно её вся ситуация явно веселила.

— Не благодарите, неженки! Вот только вещи у вас оставлю…

С этими словами Стекловата, а если без позывных, то Стеклова Татьяна Витальевна, с размаху закинула в парилку спортивную сумку. По сравнению с остальными, конкретно она в Удалёнку приехала налегке.

Её внешность и повадки объяснялись просто. Барон Стеклов, имперский ловчий в отставке, очень хотел мальчика. В детстве Таня играла не в кукол, а в различный «холодняк» и лёгкое стрелковое оружие, а в юности больше разбиралась в артефактной броне, чем в платьях.

— Располагайтесь, девочки! — хохотнула Таня, уперев руки в боки.

— Располагайтесь, — повторила за ней Фонвизина. — Где располагайтесь-то? — зашла внутрь, брезгливо осмотрела расстеленные на скамейках матрасы и вышла обратно. — Фу.

— Глушь, — поддакнула ей Дольче и воздела телефон к небесам. — Интересно, здесь хотя бы интернет ловит?

Первая — та самая девчушка, которая вроде как решила взять на себя роль лидера и первой поприветствовала Василия Ивановича. Действительно очень рыжая. Действительно очень конопатая. И очень-очень ухоженная, что сразу же выдавало в девушке аристократку.

— Фу.

Вторая же — негласный секс-символ группы «Альта». Возможно, всей Академии и окрестностей.

Черноглазая и черноволосая кармен с узкой талией, широкими бёдрами и грудью, ради которой правителям древности не западло было бы и войну развязать. Дольче прекрасно знала себе цену и свои прелести всячески подчёркивала.

Даже сейчас её форменная рубашка была завязана узлом и пушапила без того аппетитные груди, а штаны были спущены по самое ай-ай-ай, так, что видно ярко-розовые трусишки. Опять-таки, макияж.

Да непростой, а с налепленными стразами. Дольче никак не производила впечатление человека, который приехал на постой в Подмосковное СНТ.

— А мне нравится, — подала голос Ромашка, сдувая непослушную каштановую прядку с глаз.

Самая младшая и, к слову, самая высокая девушка из группы «Альта» уже успела поймать на ладошку первого вечернего светлячка и изо всех сил ему умилялась.

— Смотрите какой, — улыбнулась она и пощекотала светляка пальчиком с ярко-салатовым маникюром.

— Хоть убейте, не понимаю, в чём высокий замысел службы в этой деревне, — вздохнула Фонвизина.

— Скуф, — тут же объяснила ей Стекловата.

— Ну и что?

— Ну и всё.

— Дядька, как дядька, — пожала плечами Дольче. — Здоровый, правда, как бычара. Впервые вижу человека выше Ромашки… Видали, девки, какая у него мышца? По мне в академии, считай, вся футбольная команда сохла, так они по сравнению с ним задохлики.

— Хороо-о-о-оший, — протянула Ромашка и проследила за улетающим в небо светлячком.

— Да, Юль, тебе тут точно понравится, — прокомментировала Фонвизина. — Там в бане целая куча пауков.

— Правда?

— Правда, — опять вздохнула рыжая. — Фу, блин. Фу, фу, фу! Нет, девчонки, я так не смогу. Надо посмотреть, есть ли поблизости отели.

— Пятизвёздочные, ага, — хохотнула Таня. — Привыкайте к условиям, Ваше Сиятельство!

— Да не переживайте вы, — махнула рукой Дольче. — Завтра всё разрулим и переедем в дом. Скуфидонский ведь кто? Мужик. А с мужиками я договариваться умею.

— Кать, — обратилась Фонвизина к подруге по имени. — Ты серьёзно?

— Нет! — Дольче сделала жест, мол, тормозите. — Спать я с ним не собираюсь! Это моветон! Но вы сами подумайте, девчат. Одинокий мужик за сорок, живёт чёрт знает где, ни с кем не видится, нигде не бывает. С таким чуть пококетничать, похихикать над его анекдотами да трусы случайно засветить, он сразу же и растает.

— Ну… попробуй, что ли.

— И попробую, — кивнула Дольче. — Завтра же выбью нам нормальные условия проживания, вот увидите. А там, глядишь, и зачёт экстерном. Потусуемся на свежем воздухе, позагораем и домой.

— Ладно, девки, — хлопнула в ладоши Стекловата. — Обживайтесь, а я пойду, проведаю, как там наши в гараже.

А в гараже тем временем:

— У-у-у-ух! — пока подруга переодевалась в пижаму и чистила зубы, Шаму за уши было не оттащить от кабриолета. — Знала бы я раньше, что в деревенских гаражах могут такие экземпляры водиться, то я бы только по деревням и гастролировала бы!

— Ша-а-а-ам…

— А мотоцикл⁈ Ну ты погляди!

Шаманка вскочила на сиденье.

Загорелая, с короткими розовыми волосами, выбритым виском и наглухо забитыми рукавами, девушка выглядела настоящей байкершей. Да ещё и сочная задница верхом на мотоцикле сейчас была соблазнительней обычного; ну прямо два фундучка, обтянутые чёрной кожей.

— Ша-а-ам, — протянула сквозь зубную щётку Смерть и с укоризной посмотрела на подругу.

— А чего я не так говорю? Выхлопотать такой мотоцикл, и всё, можно несколько лет не работать.

Смерть прополоскала рот, сплюнула в стаканчик и сказала:

— Тебе и так работать не надо.

— Ну теперь-то да.

— И вообще, Шам! Прекрати! Вдруг Василий Иванович услышит и подумает о нас что-то не то!

Смерть и впрямь выглядела настороженно и даже испугано.

Впрочем, как обычно…

Бледная, худенькая и невозможно глазастая, про таких принято говорить «девочка Вэнсдей», Смерть умела видеть опасность в самых обыденных вещах, как-то соседская левретка, открытый люк или, о ужас! новая родинка на теле.